- Подробности
- Категория: Художественные произведения
рассказ
Все события в рассказе вымышленные. Совпадения с именами случайные.
" Пятница, тринадцатое - это наступит через несколько часов: - Валерий, подтягивая на себя рычажок переключения с дальнего на ближний свет фар, усмехнулся. - Надо же, как сложилось. Вот им и будет очередной ужастик. И ведь добрая половина идиотов будет искать в этом что-то мистическое".
Языки света встречного, ещё не видимого на противоположной стороне горба дороги, автомобиля, выраставшие словно из - под земли и рассеивавшиеся в бездне ночного неба, резко втянулись назад, за хребет подъёма - тот водитель тоже переключился на ближний. Секунд через пять встречные фары вынырнули на вершину подъёма, а ещё через мгновенье они пролетели в сторону Иркутска, унося за собой мелькнувший серебром одутловатый корпус "Ниссана" и мощный шлейф завихрённого снега. В зеркало заднего вида Валерий увидел, как быстро два красных огонька задних фонарей поглотились кашей из черноты и взвинченного снега.
Этот джип, кажется, был первым автомобилем, встретившимся ему после Бурдаковки - последнего места, где хоть какая-то жизнь тусклым светом в замороженных стёклах зарешёченного киоска, да согбенной фигуркой пьяного мужичонки была обозначена в февральской ночи вдоль Байкальского тракта. Затем была только тёмная, быстро бегущая под гудящие шипами колеса, полоса дороги, и по обеим сторонам её, выхватываемые светом фар, стены густых хвойных лап, охваченных белым, пушистым куржаком.
" Нет, на самом деле, ну надо же так:Только сейчас ведь сопоставил своё дело, вернее не дело, а время его осуществления с этими роковыми словами, олицетворяющими вселенский ужас. - Валерий переключил дисплей магнитолы на часы, и на нём вместо показаний номера песни на диске и времени её звучания высветилось "21. 48.".- Со временем полный порядок. Иду чётко по графику:Итак, пятница, 13 февраля 1998 года , народится через два часа, двенадцать минут, а вместе с ней и апокалипсис для мудаков, и это действо, будем очень сильно надеяться, бесследно для них не пройдёт, как в прошлый раз".
В памяти у него мгновенно пронеслась картина прошлогоднего лета.
Турбаза автохозяйства областной администрации на заливе Мухор, раскинулась, пожалуй, в одном из самых тёплых мест Байкала. Восьмикилометровый залив в этом месте врезался в лимонно жёлтый песок широким и совсем неглубоким - метров пятьдесят от берега отойдёшь и всё по пояс - языком прозрачнейшей воды Малого моря, которая прогревалась здесь в августе в районе пляжа до двадцати четырёх градусов. Просторные и светлые дома из векового листвяка в два обхвата толщиной, надежно вросшие в скалы, нашпигованные всей необходимой электроникой для комфортного расслабления, в обрамлении карликовых сосен и раскидистых елей невольно показывали, что верные слуги народа всегда умели и отдыхать, и выбирать для этого лучшее место под солнцем.
Утомленные тяжелейшей работой по управлению областью, слуги могли с тенистых веранд, покачиваясь в плетеных креслах, вести неспешные беседы, наслаждаться ароматом армянского коньяка и наблюдать за живописной панорамой вечернего неба над Байкалом или за полётом серебристых чаек. Затем они могли скользнуть взглядами чуть ниже от искрящейся золотом линии между небом и морем по глади залива удивительного цвета, сочетающего в себе и девственно чистую лазурь, и холодную изумрудную зелень, и проблески тёплой охры донного песка, по широкой полосе песчаного пляжа, по фиолетовым теням скал, взявших в полукольцо территорию турбазы. Там, ниже листвяничных домов, находились другие жилища, заметно проще, для других, ниже рангом слуг народа. Покачивающиеся в креслах могли мысленно поблагодарить судьбу за то, что они уже на веранде, а не в плену теней, где каждый из них был кто год, кто десятилетия тому назад.
На этой турбазе разграничения в иерархии служителей Серого Дома отслеживались чётко, как и на самом месте их рабочего пребывания, где за широкой спиной сразу трёх милиционеров, отсекавших собой улицу с её проблемами, с первого по пятый этаж едиными были только золотистые лаковые двери с белыми скромными табличками. Во всем остальном всяк сверчок знал свой шесток. Если львиная доля обитателей этого монстра шла обедать в столовую вниз, в подвал, то перебравшиеся в разряд элиты обедали на третьем и четвёртом этажах. Но и в подвальной столовой были два раздельных помещения: то, что побольше, было оборудовано под самообслуживание - здесь, за обычными столами, трапезничала основная рать рядовых сотрудников, в меньшем зале, с более приглушённом освещением полагалось только степенно сидеть за сервированными столами, накрытыми плотными скатертями, тем, кто уже верноподданнически дослужился до заместителя начальника отдела и выше, но не достиг ещё права открывать дверь без таблички на третьем или четвёртом этажах.
Валерий в июле, в самый разгар выборов губернатора области, приехал сюда как работник областной администрации дня на три - четыре, как он это делал не единожды и в предыдущие годы, отвести душу. Только настроение у него было совсем не как всегда. Не было беззаботности и готовности вкушать райские наслаждения. Впрочем, такое состояние было сейчас у большей части обитателей Серого Дома. После того, как их Хозяин, Юрий Абрамович Ножиков - первый губернатор, избранный свободным после развала КПСС волеизъявлением народа, объявил о своей добровольной отставке, всех обитателей пятиэтажного монстра в сквере Кирова настиг столбняк.
Вмиг рождённая волна различных домыслов и слухов захлестнула все кабинеты муравейника, застила собой ясную перспективу спокойного просиживания юбок и штанов кому до пенсии, кому до очередного повышения должности. Никто не мог поверить, что это правда. Не было в истории пост советской России такого случая. Сам. Добровольно. В отставку. Без давления. С ума сошёл что ли? Даже когда его Ельцин за несколько лет до этого снимал с должности своим указом, о чём было заявлено по общероссийским телеканалам, в Сером Доме не было такого переполоха, как теперь. И даже вовсе не потому, что к заявлениям Президента относились как к чему - то несерьёзному. Скорее, наоборот, отнеслись к этому хоть и с показушным Хозяину сочувствием, но внутренний чиновничий пульс большинства обитателей муравейника даже и не дрогнул: эка невидаль - сняли одного, поставят другого. Главное, что их дружный и мощный пласт чиновничьей братии, снующей по коридорам пяти этажей с озабоченными глазами, не будет тронут. Новому Хозяину всё равно будет нужна вся эта могучая рать. Иначе кто будет играть короля? Вся эта пирамида чинуш лишь слегка колыхнулась бы, как новогодний студень из свиных ножек, и приобрела бы первоначальную форму, не изменившись ни по вкусу, ни по цвету. По Юрию Абрамовичу вопрос для всех был ясен - карьера Хозяина закатилась. Точка. То же, что впоследствии произошло какое-то чудо, и кто-то сумел замять весь этот скандал, рождённый результатами проверки московской комиссии по внешнеэкономической деятельности областной администрации, когда были вскрыты факты бездарного разбазаривания валютных средств, было отнесено к умению Хозяина побороться за себя. И это всё быстро затянулось в болото повседневной, чиновничьей мутотени.
В этом же случае, когда он уходил с поста сам, всё менялось принципиально. Хоть он только в очень узком кругу своих заместителей объявил, что видит себе приемника мэра Иркутска Говорина, весь муравейник знал об этом через неделю. Раз Юрий Абрамович определился со своим приемником, то это было уже на девяносто процентов решенное дело, ибо авторитет Ножикова у народа был объективно высок, и достаточно было ему официально объявить о своём выборе, как его избранник мог почивать на лаврах победителя. Это во-первых. Во вторых, мощность аппарата исполнительной власти с её невидимыми приводными ремнями была таковой, что противостоять ему в вопросах выборов любому кандидату, будь он хоть семи пядей во лбу, было почти безнадёжно. В том же, что Ножиков вначале постарается ограничиться напряжённой работой невидимой паутины аппарата, и даже, наверное, будет на первых порах держаться показательно отстранено от всех кандидатов, как бы давая людям определиться самим, но в любую секунду официально объявит о своём решении, если события вдруг будут развиваться не по его сценарию, Валерий не сомневался ни секунду. Значит, избрание Говорина - дело решённое. Мэра же обитатели светлых и тёплых кабинетов знали прекрасно, и понимали, что он после своего прихода ровным счётом никого не оставит в Сером Доме ни из первого круга приближенных к своему предшественнику, ни из второго, а последующие круги, словно по воде, всё большие в диаметре, но меньшие по высоте будут рождаться новыми фигурами в старых кабинетах.
Таким образом, замечательная табличка "Серов В.В." - его, Валерия, табличка будет рано или поздно снята с лаковой двери, и он будет вынужден уйти из этого, так ненавидимого простым народом, но так любимого его собственными обитателями, мышиного Серого монстра, а ведь так шло всё замечательно. Он уже обедал в меньшем помещении нижней столовой, где обслуживали официанты и не нужно было стоять в медленно двигающейся веренице сослуживцев в большом зале, дышать в чью-то блестящую залысину или вдыхать аромат чудовищных духов какой-нибудь матроны с гнездом волос, навечно сцементированных лаком . Ещё год - два, и он перебрался бы в разряд элиты, а для его неполных сорока это было бы очень не плохо.
К тому же, за долгое время работы Валерий наконец - то приблизился к заветному ручейку благодарственных денег, всегда невидимо текущему по коридорам исполнительной власти. О нём, сладком искусительном плоде, знали все, но никто из знавших никогда о нём не говорил не то что вслух с ближайшими друзьями, но и в мыслях-то сам с собой всегда обращался к этой теме с большим опасением, всячески избегая во время сакраментальных внутренних погружений в свой мир слова "взятка". Этот магический ручеёк, насколько понимал Валерий, не иссякал никогда, разве что при Отце народов, да и то, даже в эпоху кровавых репрессий, наверное, где - то теплился шуршанием банковских казначейских билетов в трясущихся и влажных от страха руках. С момента начала приватизации этот ручеёк вздыбился до размеров разбушевавшейся горной реки в период обильного снеготаяния, и брызги стихии орошали карманы тех, кто раньше и мыслить себе не позволял об этом вследствие своего низкого положения в иерархической табели о рангах, ибо что положено Юпитеру, то не положено быку. Теперь же, когда все вмиг стали маленькими Юпитерами, всей страстью и кровью срослись с этим, перед ними вдруг замаячила реальная перспектива стать простыми смертными, к которым уже никогда никто ни с какой просьбой согласовать, протолкнуть, замолвить, поспособствовать не обратиться. Этого терять никто не хотел, но вместе с тем и сделать что-либо было сложно, почти невозможно.
Все заместители губернатора сразу после его заявления и тайной вечери вдруг резко сдёрнулись в отпуска или в срочные командировки. Для обитателей всполошившегося муравейника стало ясно: бонзы ринулись в Москву отвоёвывать своё место под будущим солнцем, заполучать гарантии, что их не запакуют с приходом новой метлы куда подальше Александровского централа, обеспечивать себе сытное существование вне зависимости от бросившего их Хозяина. Валерий тогда, увидев как все коллеги его уровня враз обмякли, потеряли интерес к еженедельным саунам с девочками, кто, понурив голову, стал бесцельно бродить по бордовым дорожкам коридоров, кто, бесформенно расползясь по креслу как мешок с картошкой, часами бессмысленно сидел в кабинете, вентилируя легкие табачным дымом, кто, напротив, активно стал обзванивать своих знакомых - не пристроят ли куда на тёплое местечко? - запаниковал. В этой партии нужно было срочно делать спасительные ходы, дабы не слететь с доски, как съеденная пешка, но какие?
Лучше, конечно, найти выход напрямую на наследника, но у Валерия его не было. Спроси у Говорина кто такой Валерий Серов, он и не скажет - слишком мелкая для него рыбёшка. Просить об этом Ножикова тоже не имело смысла. Тому и так, похоже, придётся слишком многое оговаривать в обмен на свою поддержку, и не только относительно своего безбедного существования. Одно только сохранение в ранге вице-губернатора своего человечка, который проводил не одну его избирательную кампанию, которого и назначил то он вице-губернатором без году неделя, чего стоит. Говорить на эту тему со своим непосредственным начальником - зря тратить время: его самого - под зад мешалкой. Как Валерий ни крутил, итог вырисовывался очевидный - с вещами на выход.
Рассуждал он так сам с собой тогда на Мухоре, и такая его злость взяла, что даже "Мартини" со льдом, обильно принятый во внутрь, не способствовал расслаблению: это что же, он здесь, на горячем, чистом, просыпающимся сквозь пальцы с едва слышным шуршанием, песке лежит в последний раз, и уже на следующий месяц, после 26 июля, когда завершаться выборы, сюда приедут оттягиваться новые людишки? Те, кому очень быстро начнут носить те самые конверты с "зеленью", которые доставались ему? И тут словно солнце капнуло своей пылающей плотью ему на голову, в мозг со вспышкой вонзилась мысль, пронзила его золотыми молниями по всем венам до самых пят, жар прошёлся волной по всему телу и сконцентрировался под левой лопаткой: надо сорвать к чёртовой матери эти выборы. Надо что-то организовать такое, последствия чего будут скандальными, потребуют приезда какой-нибудь московской комиссии, задержки выборов или, на худой конец, будут способствовать избранию кого-нибудь другого. Любой другой - это не столь широкомасштабная смена игроков, по крайней мере, уровень Валерия останется незыблемым.
Внутри Валерия словно родился какой-то мечущийся бес, стучащий копытами прямо в висок, которого хотел успокоить другой внутри родившийся человечек в тёмно синем английском костюме, точно таком, какой он купил месяц назад. Человечек твердил бесу: "Не дергайся. Всё бесполезно. Смирись и успокойся, ведь жизнь, в конце концов, не кончилась". Бес капризно кричал: "Конечно, не кончилась! Но как же моя карьера? Как мой персональный автомобиль? Не хочу из-за сошедшего с ума маразматика оказаться среди обычного люда, без надёжной зарплаты, без милых конвертов с хрустящим содержимым, просто на улице, без красной корочки в кармане, перед которой все гаишники вытягиваются в струнку! Не хочу! Я им всем покажу!"
В этот же вечер Валерий распрощался со сторожем и выехал на своей новой "семёрке" из турбазы, когда розовые лучи засыпающего солнца покрывали лёгкую рябь залива ночным саваном. Отъехав не более ста метров, скрывшись за первыми елями, он спрятал за валунами, облепленными сизо-чёрным мхом, присыпав сверху старой хвоёй, канистру бензина - обязательный атрибут любого автомобиля, проехавшего Еланцы в сторону Байкала, ибо больше заправок на берегу не было. Опасаться нехватки горючего не приходилось: в этот приезд он не ездил ни на Малое море, ни на турбазу "Маломорская", не переправлялся на Ольхон ,так что бак был на три четверти полным. После этого он аккуратно спустил свою машину по серпантину пыльной, опасной своим резким обрывом с одной стороны и крутым взлётом валунов и стволов елей к вершине горы с другой, километра два в длину, сплошь усеянной острыми зубьями камней, дороги в низину, на другую сторону скалы, и в быстро густеющих сумерках завёл её в тесное пространство между кустарником и выдавленным из сухой земли каменным исполином так, что в десяти шагах предательски блестящего бампера не было видно.
Вернулся к своей канистре он уже в полную темень. Дальнейшее происходило под лихорадочную пляску беса в мозгу: "Я им покажу! Они все завтра задёргаются. Все. И скандальчик выйдет знатный, и выводы могут быть очень даже не хилые". Валерий без проблем пробрался к тыльной части домов для элиты, щедро полил нижние венцы двух из них, остатками двадцатилитровой канистры пролил ручеёк по ходу своего отступления, который беззвучно впитывался в хвою, мох, смачивал камни и песок. От стены крайнего дома он смог отойти таким образом метров на пятнадцать, не больше - канистра была пуста. Лес, почувствовав чуждые пары бензина, убившие собой сладкий запах цветущего чабреца и сагандайли, тревожно зашумел неожиданно поднявшимся ветерком с горы. Дуновение подхватило бег голубого пламени от чиркнувшей зажигалки по неровной влажной дорожке к просушенным до звона брёвнам нижних венцов. Как они занялись огнём Валерий не видел. Он то бежал по едва различимой в ночи дороге, впившись правой ладонью до боли в неудобную ручку канистры - её нельзя было потерять как вещественное доказательство, то, запыхавшись, переходил на быстрый шаг.
"Странно, - думал он пульсирующими и обрывающимися в такт движения мыслями, - ничего не слышно. Ни шума, ни криков: Впрочем, может и не загорелось: Да это и к лучшему: Ну их всех к чертям собачьим: Следов никаких не найдут: Лишь бы пронесло:Оно, скорее всего, и не загорелось. Конечно, от одного чирканья зажигалкой даже в боевиках ничего не выходит. Вот и славно. За такую тёплую ночь всё испариться, и никто к рассвету ни черта не увидит".
Когда его "семёрка", побрякивая пустой канистрой в багажнике, отъехала километра два от своего укромного захоронения, он в зеркало заднего вида вдруг увидел медленно розовеющее небо. Не глуша двигатель, он остановил автомобиль и вышел. Чёрное, сплошь усеянное звёздами, небо над грядой скал, венчающих залив, на глазах меняло свою окраску. Вот в чернильную темень сначала робко были вброшены пляшущие капельки розово- желтой акварели, которые тут же поглотились чёрно -фиолетовым царством. Вот светлые капли вновь вылились на палитру неба, чтобы вновь сдаться ультрамариновому воинству. Вот ещё. Ещё. И вскоре уверенный танец яркого, незатухающего пятна пронзил Валерия: "Получилось!"
После этого он три дня подряд читал все местные газеты только с раздела "Происшествия", разрывался в прослушивании новостей между телевидением и радио, но о пожаре не было ни слова. Всё только выборы губернатора, выборы, выборы:
По Серому дому информация прошла молниеносно: сгорели все фешенебельные дома со всей дорогостоящей начинкой, расследованием занимается ФСБ, похоже, что всему виной короткое замыкание в проводке. В разгар выборной кампании на всю информацию наложено строжайшее табу, нарушить которое для чиновника означало одно: вон из сытного кабинета в холодное стойло для рядового быдла.
На этот раз Валерий всё просчитал наверняка. Сегодня, в четверг, двенадцатого, под занавес дня он даст жизнь такому петуху, который озарит собой пятницу, тринадцатого, и безмолвия на сей раз не будет. Губернаторская власть при всей её мощи не сможет замолчать это событие.
Зачем он шёл с упорством маньяка на это дело, Валерий с полной ясностью не мог объяснить самому себе. Мстить новому губернатору по большому счёту было не за что. Хоть их всех, действительно, вывели, что называется, за штатное расписание, но практически никто не был низведён до холодного стойла. Все были устроены прекрасно: кто в банки, кто в нефтяные компании - одним словом, на доходные места. Сам Валерий нашёл свою нишу, не хуже, чем у других, а, может быть, и получше. Организовать разнос пенсий по домам, а параллельно и хоронить усопших оказалось столь стабильным и прибыльным делом, что очень скоро ему пришлось прибегать к своим чиновничьим связям, чтобы устроить панихиду конкурентам, пасшимся на этом золотоносном поле. Прикончить кого бы то ни было при помощи налоговой инспекции, пожарников или санэпидемстанции было делом техники, которую Валерий освоил железно.
Все чиновники, бывшие при надлежащих должностях, при уходе из Серого дома получили выходные пособия под двести миллионов рублей, заместители губернатора так те и под четыреста с хвостиком, на которые можно было купить самый навороченный " Лэнд Крузер", или купить хорошую квартиру (впрочем, у всех, покинувших службу, прекрасные жилища были и так), или начать какое - ни будь коммерческое предприятие, да мало ли что можно было сделать на такую сумму, полученную на полном законном основании. Правда, это законное основание самим чиновничеством в лице юридического отдела Серого дома для самих себя и было рождено. Без шума и пыли слуги народа в очередной раз, с искусством волшебника, казалось бы неминуемую катастрофу своей карьеры обратили себе во благо.
Валерия это сначала даже маленько коробило. Всё - таки получить такие деньги, которые его мать, как и все в прошлом работяги, пропахавшие всю жизнь на производстве, и там же своё здоровье оставившие, а сегодня рядовые пенсионеры, получили бы только за восемьдесят семь лет непрерывной и своевременной выплаты государством пенсиона, казалось противоестественным и должным вызвать гневную бурю возмущений. Оказалось, нет. Все, поглощенные инаугурацией нового губернатора, не обращали на такой "пустячок" сколь ни будь серьёзного внимания.
"Так зачем тогда мне все это? Неужели всё-таки уязвлённое самолюбие из-за прерванного взлёта несостоявшейся карьеры? - Валерий стал притормаживать на, пожалуй, самом крутом и длинном спуске по всёму Байкальскому тракту, рассекавшему посёлок Большая Речка. Спидометр показывал скорость под сто десять километров - на такой дороге это было опасно. - Впрочем, если допустить, что сейчас будет новый набор в команду свежего губернатора, то можно и оказаться в нужной обойме:А там можно сохранить и своё похоронное агентство с разносом пенсий, и вновь доступ к шуршащему ручейку получить. Не дурно!"
Как и планировал, он в начале одиннадцатого свернул на 58 километре с трассы в заранее подсмотренный укромный уголок: от дороги не далеко, но и не так близко, чтобы, случайно остановившись на обочине справить нужду, кто ни будь смог бы увидеть оставленный автомобиль, снег накатанный - колёса не увязнут, и в такое время уже ни одна влюблённая парочка не станет искать в этом глухом месте себе пристанища, а случайные бомжи в февральскую морозную ночь вдали от жилья и теплотрасс исключались полностью. Тем не менее, Валерий, облачившись в белый комбинезон с капюшоном, встав на короткие широкие лыжи-топтуны и поправив специально сшитый для этого дела белый рюкзак с канистрой внутри, прежде чем пойти к Ангаре, натянул на "семёрку" белый чехол, закрывавший даже колёса. Теперь можно было быть абсолютно спокойным, стой хоть вплотную к ней - сугроб да и только.
Около одиннадцати он заходил со стороны Байкала по обледенелому берегу Ангары к Дому рыбака - так по старинке назывался мощный гостиничный комплекс областной администрации, доставшийся ей в наследство от обкома КПСС. После того, как здесь отдохнули и в баньке попарились президент России Ельцин и канцлер Германии Коль, и оба остались восхищенными красотой этого уголка, в администрации президента было решено расширить географию мест возможного отдыха шефа. В канун предполагавшейся встречи Ельцина с премьером Японии Хасимото осенью 1997 года управлением делами президента сюда были вбуханы сотни тысяч долларов для проведения спецсвязи, разбивки в районе Листвянки вертолётной площадки, строительства теннисного корта и реставрации Дома рыбака. Само скромное название в представлении обычного человека должно, наверное, рождать некую скромную хижину дяди Тома с удочкой и сетями в углу. Наяву же Дом рыбака представлял собой громадный двухэтажный терем из вековых лиственных брёвен с огромным холлом на первом этаже, где на стенах наряду с картинами в дорогих багетах висели чучела охотничьих трофеев, а на полу расстелены медвежьи шкуры. В тереме, где всегда стоял приятный аромат сосновой смолы, помимо столовой и комнат для обслуги были ещё четыре двух и трёхместные номера. Тогда встреча была перенесена под Красноярск, но реставрационные работы продолжались и по сей день. Югославские строители с завидным аппетитом проглатывали бюджетные деньги России, а пределу совершенства всё не было и не было.
Чуть дальше от берега уже на деньги областного бюджета, которых всегда не хватало врачам и учителям для своевременной выплаты нищенской зарплаты, был построен гостиничный комплекс с претензией на мировой уровень с двенадцатью двухместными и девятью двухкомнатными номерами "люкс", с каминным залом, залом для заседаний, рестораном, баром и стеклянными башенками по периметру здания для созерцания местных красот. Валерий бывал здесь не раз, и ориентировался прекрасно. Прикрываясь невысоким обрывом рваной кромки берега, он подошёл к трапу из кругляка, ведущему прямо из реки к обеим баням и Дому рыбака, таким образом, что ни разу не мог быть выхваченным из темноты круглосуточно смотрящими видеокамерами. Тем не менее, сердце стучало учащенно и слишком, как ему казалось, громко пока он снимал лыжи-топтуны и прятал их под трапом. Стараясь не попадать в полосы света уличных прожекторов, он подобрался к окну туалета на первом этаже, зная, что югославы-отделочники часто оставляют здесь открытой форточку после перекуров. Так оно было и в этот раз. Открыв окно, он мысленно поблагодарил курильщиков за помощь, быстро прошел в холл. Свет, проникающий через окна, позволял всё видеть хорошо и не включая фонарика. Он вылил содержимое канистры на медвежьи шкуры, стянул их так, чтобы они друг друга касались, бросил на крайнюю конец шнура, пропитанного машинным маслом, а другой конец шнура протянул за собой назад, в туалетную комнату. Там он закрепил на кафельном полу, рядом с итальянским электрообогревателем, оставленным, видимо, для того, чтобы сквозняком из форточки не переморозило сливную систему унитаза, маленькую свечку, которая должна была по расчёту прогореть до шнура минут за двадцать - двадцать пять. Ещё раз мысленно поблагодарил курильщиков: "Теперь на этот обогреватель и попытаются списать сотни тысяч долларов, ну да это и хорошо. Так будет проще эфэсбэшникам прикрыть свою задницу, ну а губернатору - не думаю. Ведь сняли же с должности несколько лет назад начальника областного УВД за взрыв служебного помещения на Баррикад, около тюрьмы. Сняли, хотя он к тому имел ой как меньшее отношение, нежели сейчас губернатор к резиденции царя-батюшки, и ведь тут скандальчик посерьёзней будет. Хотят - не хотят, а самому президенту будут вынуждены докладывать. Ну, с богом!"
Проверив собственным обонянием, что пары бензина в туалетную комнату не проникают, он зажёг свечку и вылез в окно.
Обратный путь был более быстрым и легким. "Семёрка" завелась с пол-оборота, и пока он переодевался и складывал в багажник все причиндалы, салон прогрелся и окна, особенно и не успевшие заиндеветь, оттаяли. Дисплей магнитолы, когда Валерий вырулил на трассу и поехал в Листвянку, показал время - четыре нуля: 00 час. 00 мин.
"Вот и пятница наступила, тринадцатое число, - Валерий переключился на пятую передачу и понёсся по равнинному в этом месте участку дороги, - остаётся ждать как они выкрутятся в этот раз, и выкрутятся ли".
Не доезжая Листвянки, он съехал на смотровую площадку напротив Шаман - камня, выбросил в парящую на морозе и никогда не замерзающую здесь, в истоке, Ангару все пропахшие бензином шмотки. Сквозь водяной туман рассеяно и тускло проливался лунный свет, и озноб вместе с холодом парящей воды медленно, словно быстрее при таком освещении не получается, стал проникать в тело Валерия. Он передёрнулся и впрыгнул назад, в тёплый салон. Теперь ему предстоял пятиминутный марш - бросок в частную гостиницу в Листвянке, где его ждала баня и тёплая постель.
Газета Иркутской области "СМ-номер один" № 30 (129) от понедельника, 16 февраля 1998 г., стр.6 "Резиденцию Ельцина спалил обогреватель?"
"...В четверг ночью на 57-м километре по Байкальскому тракту полностью сгорел так называемый Дом рыбака. Объект знаменит тем, что здесь : вместе с канцлером Германии Гельмутом Колем отдыхал президент России Борис Николаевич Ельцин.
...В 12-м часу ночи вохровец, обходя территорию комплекса, обратил внимание на то, что из окна первого этажа Дома рыбака (в этом месте находится туалетная комната) идёт дым. Скорее всего, стекло уже лопнуло от температуры:Согласно плану на спецобъект выехали две автоцистерны из посёлка Большая Речка, а затем машины второй и третьей частей Иркутска:Общая площадь пожара через несколько часов достигла почти 1000 кв.м. За Домом рыбака загорелись бойлерная, две бани, беседки, а также деревянный настил. Шалаши:и гостиничный комплекс не пострадали. Пепелище проливали весь следующий день.
Пожарные нашли электрообогреватель импортного производства:Не исключено, что этот агрегат и спалил резиденцию президента России".
